АГАШИНА МАРГАРИТА
А где мне взять такую песню...
Что было, то было...
Сын
Юрка
Подари мне платок...
(Ивану Данилову)
Подари мне платок –
голубой лоскуток.
И чтоб был по краям
золотой завиток.
Не в сундук положу –
на груди завяжу
и, что ты подарил,
никому не скажу
...Пусть и лёд на реке,
пусть и ты вдалеке.
И платок на груди –
не кольцо на руке.
Я одна – не одна.
Мне тоска – не тоска,
мне и день не велик,
мне и ночь не горька.
Если ж в тёмную ночь
иль средь белого дня
ни за что ни про что
ты разлюбишь меня –
ни о чём не спрошу,
ничего не скажу,
на дарёном платке
узелок завяжу.
1970 г.
А где мне взять такую песню...
(Г. Ф. Пономаренко)
А где мне взять такую песню –
и о любви, и о судьбе,
и чтоб никто не догадался,
что эта песня – о тебе?
Чтоб песня по свету летела,
кого-то за сердце брала,
кого-то в рощу заманила,
кого-то в поле увела.
Чтобы у клуба заводского
и у далёкого села,
от этой песни замирая,
девчонка милого ждала.
И чтобы он её дождался,
прижался к трепетным плечам...
Да чтоб никто не догадался,
о чём я плачу по ночам.
1967 г.
Что было, то было...
Что было, то было:
закат заалел...
Сама полюбила –
никто не велел.
Подруг не ругаю,
родных не корю.
В тепле замерзаю
и в стужу горю.
Что было, то было...
Скрывать не могла.
Я гордость забыла –
при всех подошла.
А он мне ответил:
– Не плачь, не велю.
Не ты виновата,
другую люблю...
Что было, то было
И – нет ничего.
Люблю, как любила,
его одного.
Я плакать – не плачу:
мне он не велит.
А горе – не море.
Пройдёт. Отболит.
1965 г.
Сын
Сияет ли солнце у входа,
стучится ли дождик в окно, –
когда человеку три года,
то это ему всё равно.
По странной какой-то причине,
которой ему не понять,
за лето его приучили
к короткому:
– Не с кем гулять
И вот он, в чулках наизнанку,
качает себе без конца
пластмассовую обезьянку –
давнишний подарок отца.
А всё получилось нежданно –
он тихо сидел, рисовал,
а папа собрал чемоданы
и долго его целовал.
А мама уткнулась в подушки.
С ним тоже бывало не раз:
когда разбивались игрушки,
он плакал, как мама сейчас...
Зимою снежок осыпался,
весной шелестели дожди.
А он засыпал, просыпался,
прижав обезьянку к груди.
Вот так он однажды проснулся,
прижался затылком к стене,
разжал кулачки, потянулся
и – папу увидел в окне
Обрадовался, засмеялся,
к окну побежал и упал...
А папа всё шёл, улыбался,
мороженое покупал.
Сейчас он поднимется к двери
и ключиком щёлкнет в замке.
А папа прошёл через скверик
и – сразу пропал вдалеке.
Сын даже не понял сначала,
как стало ему тяжело,
как что-то внутри застучало,
и что-то из глаз потекло.
Но, хлюпая носом по-детски,
он вдруг поступил по-мужски:
задёрнул в окне занавески,
упруго привстав на носки,
поправил чулки наизнанку
и, вытерев слёзы с лица,
швырнул за диван обезьянку –
давнишний подарок отца.
1957 г.
Юрка
(А. Н. Котляровой)
Дверь подъезда распахнулась строго,
Не спеша захлопнулась опять...
И стоит у школьного порога
Юркина заплаканная мать.
До дому дойдёт, платок развяжет,
оглядится медленно вокруг.
И куда пойдёт? Кому расскажет?
Юрка отбивается от рук.
...Телогрейка, стёганые бурки,
хлеб не вволю, сахар не всегда –
это всё, что было детством Юрки
в трудные военные года.
Мать приходит за полночь с завода.
Спрятан ключ в углу дровяника.
Юрка лез на камень возле входа,
чтобы дотянуться до замка.
И один в нетопленой квартире
долго молча делал самопал,
на ночь ел картошину в мундире,
не дождавшись мамы, засыпал...
Человека в кожаной тужурке
привела к ним мама как-то раз
и спросила, глядя мимо Юрки:
– Хочешь, дядя будет жить у нас?
По щеке тихонько потрепала,
провела ладонью по плечу
Юрка хлопнул пробкой самопала
и сказал, заплакав:
– Не хочу.
В тот же вечер, возвратясь из загса,
отчим снял калоши не спеша,
посмотрел на Юрку, бросил: – Плакса –
больно щёлкнув по лбу малыша.
То ли сын запомнил эту фразу,
то ли просто так, наперекор,
только слёз у мальчика ни разу
даже мать не видела с тех пор.
Но с тех пор всё чаще и суровей,
только отчим спустится с крыльца,
Юрка, сдвинув тоненькие брови,
спрашивал у мамы про отца.
Был убит в боях под Сталинградом
Юркин папа, гвардии солдат.
Юрка слушал маму, стоя рядом,
и просил:
– Поедем в Сталинград ..
Так и жили. Мать ушла с работы.
Юрка вдруг заметил у неё
новые сверкающие боты,
розовое тонкое бельё.
Вот она у зеркала большого
примеряет байковый халат.
Юрка глянул. Не сказал ни слова.
Перестал проситься в Сталинград.
Только стал и скрытней, и неслышней.
Отчим злился и кричал на мать.
Так оно и вышло: третий – лишний.
Кто был лишним? Трудно разобрать.
...Годы шли. От корки и до корки
Юрка книги толстые читал,
приносил и тройки, и пятёрки,
и о дальних плаваньях мечтал.
Годы шли... И в курточке ребячьей
стало тесно Юркиным плечам.
Вырос и заметил: мама плачет,
уходя на кухню по ночам.
Мама плачет. Ей жилось несладко
Может, мама помощи ждала ..
Первая решительная складка
Юркин лоб в ту ночь пересекла.
Он всю ночь не спал, вертясь на койке.
Утром в классе не пошёл к доске.
И, чтоб не узнала мать о двойке,
вырвал две страницы в дневнике.
...Дверь подъезда распахнулась строго,
не спеша захлопнулась опять...
И стоит у школьного порога
Юркина заплаканная мать.
До дому дойдёт, платок развяжет,
оглядится медленно вокруг.
И куда пойдёт? Кому расскажет?
Юрка отбивается от рук...
1955 г.
Комментарии
Отправить комментарий