ЖДАНОВ  ИГОРЬ

Продаётся всё и предаётся...

На последнем стою рубеже...

Осенний этюд

04.10.93

Халява

Меня вчера ударил мент...

Обуглилась и скорчилась страна...

Кто там идёт?..

Продаётся всё и предаётся...

Продаётся всё и предаётся,

Наступила эра воровства.

Всякие уроды и уродцы

Больше не скрывают торжества.

Выживать – занятье непростое,

Миром правят похоть и цинизм.

Я устал и ничего не стою,

А вокруг один капитализм.

23 Декабря 2002 г.

На последнем стою рубеже...

На последнем стою рубеже –

На святых, на оплёванных плитах.

Где-то видел я это уже –

Государство ментов и бандитов.

Здесь хотела воздвигнуть дурдом

Торгашей неуёмная свора,

А построила новый Содом

С муляжом золотого собора...

Шли на подвиг, а враг – по пятам,

Нас лишили судьбы и удачи,

Смерть по внутренним свищет фронтам,

А на внешнем – повальная сдача.

Наши танки увязли в крови,

Наши лодки нырнули в пучину,

Мы не русские, мы – «шурави»,

Мы «братки», а «братки» – не мужчины.

И никто от позора не спас

Опалённое красное знамя.

Наши женщины бросили нас,

Наши дети смеются над нами.

Нас не надо молитвам учить,

Честь и совесть не выбить из генов:

Это стыдно – в сортирах «мочить»

Даже злых и неумных чеченов.

Это стыдно, пропив полстраны,

За подачкой протягивать лапу

И не знать ни вины, ни цены

Оголтелому злу и нахрапу.

Тот – на «зоне», а тот – в блиндаже,

Все в дерьме, в нищете и обиде.

Где-то видел я это уже...

Да в гробу, разумеется, видел!

Нам осталось

      лишь насмерть стоять

Или просто – без смысла и позы –

Бронированный «мерс» расстрелять,

Как Ильин расстрелял «членовозы». (1) (2)

(1) Виктор Иванович Ильин — младший лейтенант Советской армии, совершивший 22 января 1969 года покушение на Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева.

(2) Членовозы - очень дорогие бронированные машины, перевозившие членов советского правительства.

18 Ноября 2000 г.

Осенний этюд

Фиолетовой стала вода

От холодного неба.

Городские рабы, как всегда,

Просят «зрелищ и хлеба».

В чёрных сучьях вороны орут,

Воробьи озоруют.

Как обычно, сенаторы врут

И воруют, воруют.

Как всегда завихрилась листва,

Листобоем побита.

Не таят своего мастерства

Колдуны и бандиты.

Мужики надрывают нутро

Светлой выпивки ради.

Больше нищих в московском метро,

Чем народу в Элладе.

А осенний разлёт и распад

Жизнь тоской заражает...

И «опущенный» кодлом солдат

Автомат заряжает.

1998 г.

04.10.93

1

Бродили, считали трупы,

Совали гильзы в карман.

Всё было жутко и тупо,

Вонючий синел туман.

Кого-то вели куда-то,

Охранник его шмонал, (1)

А кто-то из автомата

По крышам ещё шмалял. (2)

И камеры стрекотали,

Как-будто здесь шло кино,

И танки стрелять устали,

Круша за окном окно.

Какие-то люди пили

Бесплатный голландский спирт,

И парня ногами били,

А он уже был убит...

«Вам дурно?» – меня спросили,

И я отвечал с трудом:

«Не первый позор России –

Расстрелянный «Белый Дом».

2

Похожий на районного пижона,

Тая в глазах смятение и страх,

Опившийся, опухший, оглушённый,

Забывший свой обком и свой ГУЛАГ,

В том августе, больном и безобразном,

Услужливо подсаженный на танк,

В бессилье полупьяном, полупраздном

Заранее согласный – «так на так».

Привыкший разрушать и ненавидеть,

Всех продавать,

Всё предавать огню,

Предвидел ли?

Да где ему предвидеть

И Белый Дом, и Грозную Чечню.

(1) Шмонал - обыскивал.

(2) Шмалял - стрелял.

1996 г.

Халява

Плевать на перестройки,

Неустройки, –

Мне по душе халявное житьё: (1)

Пальто с помойки,

Сапоги – с помойки

И куртка с капюшоном – из неё.

Выходим в полночь –

                    я и две собаки:

Им - кости со стола нуворишей, (2)

Без очереди даже и без драки,

Рот до ушей – завязочки пришей.

Портфели, раскладушки, абажуры,

Перчатки и ботинки на меху,

Навалом книги – той ещё культуры,

Газеты – я купить их не могу.

Мы это всё обшариваем юрко,

Кладём в пакеты – их не мало тут,

На остановках – длинные окурки,

Подсушим дома – на табак пойдут.

И ничего, что я поэт известный, –

Ведь я не унижаюсь, не прошу,

Я на халяву добываю честно

В столовой школьной кашу и лапшу.

Не гопник я и не хожу на «дело», (3)

И не за что прогнать меня взашей.

Ах, только бы рука не оскудела

У новых русских, у нуворишей.

(1) Халява - что-нибудь бесплатное.

(2) Нувориш - богатый.

(3) Гопник - грабитель.

1994 г.

Меня вчера ударил мент...

Меня вчера ударил мент –

Товарищ Упокой,

За то, что я интеллигент,

Занюханный такой.

«Ты бомж! – орал он. – Ты жидам

Продался, дармоед!

Ты даже им не нужен там,

Задрипанный поэт!

Да я в гробу видал таких

Писателей, как ты,

Не переставишь раком их

Отсель до Воркуты...»

Был Упокой вооружён,

С приёмами знаком,

В одном кармане самогон,

«Черёмуха» – в другом. (1)

Смиренный, как христианин,

Я выслушал его:

Один мы были на один,

Он правил торжество.

С дубиной праведной в руке,

Почти родной отец,

Как Ленин на броневике,

Как Ельцин, наконец.

Я Упокою отдал честь

И штраф, и часть вина,

Я понял: власть, какая есть,

Всегда права она.

И Упокой сказал: «Ну, вот,

Усвоил, вшивота?..»

А мимо брёл и брёл народ –

Сплошная лимита. (2)

Товарищ брёл, и господин,

И просто идиот,

Но глаз не поднял ни один –

Безмолвствовал народ.

(1) “Черёмуха” - название слезоточивого газа.

(2) Лимита - люди без прописки, допущенные для работы на стройке.

1992 г.

Обуглилась и скорчилась страна...

(В. Высоцкому)

Обуглилась и скорчилась страна,

Отчаявшись и к Волге отступая.

Была война, жестокая война,

Кромешная, безумная, тупая.

Мы поняли, пройдя её круги,

Её траншеи и штрафные роты:

Бесцельна жизнь, бессмысленны враги,

До глупости наивны пулемёты.

О чём ты там бормочешь, замполит?

Кому нужны твои политбеседы?

Мой друг убит, и командир убит,

И миллионы лягут до победы.

В пески и чернозёмы навсегда

Ушли моих друзей тела и лица.

Как кровь, дымится талая вода,

И как вода, людская кровь дымится.

Заградотряд у поля на краю,

За нами вряд зелёные фуражки.

Прощайте. Поднимаюсь и встаю ...

И в грудь, и в спину бейте без промашки.

27 Июля 1990 г.

Кто там идёт?..

Кто там идёт?..

Да это я иду

Развинченной походкой невропата,

Ищу в тумане светлую звезду

Навеки обманувшую когда-то.

В чужой Москве,

Где правды не найдёшь,

Нет у меня ни друга, ни жилища.

Тоска о прошлом – выдумка и ложь,

И стыдно приходить на пепелища.

Завидую отставшим по пути:

Им наконец-то ничего не надо, –

Летят они по Млечному Пути

Из бездны ада в райскую прохладу.

А я устройства жизни не пойму,

Трясёт озноб от войн и революций.

Мне выпало из сотни одному

Дожить до пустоты – и ужаснуться.

Нас рано поминать за упокой, –

Живём среди безумия и бреда

Мы – воины с протянутой рукой,

Герои сокрушительной победы.

Где Родина? ..

Здесь всё свелось к нулю

И к поговорке – «наша хата – с краю».

Я и другие страны не люблю,

А эту – беззаветно презираю.

Я не убил, не предал, не украл.

Лишь, до конца поверивший в искусство,

На жизнь свою по честному сыграл

И банк сорвал ...

Но в банке было пусто.

1987 г.