ЯРОВАЯ  КАТЯ


Моя минорная тональность...
Афганистан
Колыбельная Никите
Кто сказал, у нас бардак и неразбериха...
Любимый, что нас развело с тобой...
Отец мой, ты меня недолюбил...
Песня про моё поколение
ПРОЩАНИЕ:
I. Проводы друга
II. Семье Голембо
III. Никите Якубовичу
Судьбы своей не превозмочь...
То живу я в доме этом...
В разных была и обличьях, и обликах...




Моя минорная тональность...

Моя минорная тональность,
Возможно, вам не по нутру,
И трёхаккордную банальность
Как грех я на душу беру.

Простой и безнадёжно старый
Мой перебор — из прошлых лет.
И шестиструнная гитара —
Несовременный инструмент.

Грохочет «рок», «металл» скрежещет,
Орёт малиновка в саду,
А голос мой тихонько плещет
Всё на лирическом ладу.

Сверкают звёзды на эстраде,
Их, как на небе, миллион.
Ревёт стотысячное стадо,
И рукоплещет стадион.

И то рыдая, то ликуя,
Как клип, мелькая без конца,
Одна звезда сменить другую
Спешит — не разглядеть лица.

Я не звезда, я не из гордых,
Пою, дыханье затая.
И уместилась в трёх аккордах
Душа бессмертная моя.

12 Июля 1990 г.


Афганистан

Пока мы тут пасёмся мирными стадами
И не мигая смотрим в голубой экран,
Уходят на войну колоннами, рядами,
Уходят наши мальчики в Афганистан.

В медалях, звёздах, знаках, орденах
Идут обратно в цинковых гробах.
«Спросите вы у матерей
и у берёз и тополей...»

Красивые слова — ну просто курам на смех,
Мы показали всем позорнейший пример.
Идёт война, идёт не на живот, а на смерть,
За мягкое подбрюшие СССР.

В медалях, звёздах, знаках, орденах
Идут герои в цинковых гробах.
«Хотят ли русские войны,
поймёт народ любой страны...»

Вернулся кто-то цел, но всё ли уцелело?
Не зная, в чьей крови он руки замарал,
Идёт по жизни тот, кто сделал своё дело,
С обугленным лицом двадцатилетний генерал.

В медалях, звёздах, знаках, орденах,
Кто не в гробах, так тот на костылях.
«Да, мы умеем воевать,
но не хотим, чтобы опять...»

Бросают их в десант, как пушечное мясо.
Кто выживет — тому награды и почёт.
Пока мы тут сидим, пьём чай и точим лясы,
Сороковая армия идёт вперёд!

Идёт обратно в цинковых гробах,
В медалях, звёздах, знаках, орденах.
«Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины...»

1989 г.


Колыбельная Никите
(Н.Я.)

Прекрасная игра —
Любовь и полутени,
Играет осень с ветром
За шторой в темноте.
Прекрасная пора —
Игры локтей, коленей
От полночи к рассвету,
От песен к немоте.

Уже твои глаза
Смежает сон чудесный.
Нам до утра разлука
Почти невмоготу.
Волшебный как Сезам,
Как отдых в день Воскресный,
Твой взгляд — мне боль и мука —
Уходит в темноту.

Спи, мальчик, спи, мой бог,
Игрой воображенья
Из ветра создан ты,
Из воздуха и снов.
Твой каждый взгляд и вздох —
Как лёгкое скольженье
В пространстве из мечты,
Из музыки и слов.

19 Сентября 1988 г.


Кто сказал, у нас бардак и неразбериха...
(Посвящается XIX партконференции)

Кто сказал, у нас бардак и неразбериха?
Это только кажется всем на первый взгляд.
Каждый знает свой шесток и сидит там тихо.
Каждый знает, что почём и с чем его едят.

Африка — для негров,
Москва — для москвичей,
Для народа — партия,
Камчатка — для бичей,
Завтрак — для туриста,
Паёк — для коммуниста,
А всё лучшее пока
Только для ЦК.

Хорошо б залечь на дно и не колыхаться,
Надо б эти все дела тихо переждать.
Гласность гласностью, но всё ж не стоит забываться:
Сегодня есть, а завтра нет, и всех начнут сажать.

Для кого-то семя,
Для кого-то жмых,
А программа «Время»
Для глухонемых,
Кому-то передышка,
А кому-то — крышка,
А всё лучшее пока
Только для ЦК.

Слышали, что партию собрались, ей-богу,
Говорят, от государства вовсе отделить?!
Будет наша партия, как храм и синагога,
Сама собой командовать, сама себя кормить.

Законы — для юриста,
Лекарства — для врача,
А для оптимиста —
Заветы Ильича,
Для народа — гласность,
Для мира — безопасность,
А всё лучшее пока
Только для ЦК.

Всё идёт своим путём, и жизнь как будто лучше,
Вот и на полях уже уменьшен недосев!
Если нечего поесть, то на тяжёлый случай
Можно книжки почитать издательства «Посев».

Для кого-то — водка,
Для кого-то — сок,
А для самогона — сахарный песок,
Правда — для народа,
Госприёмка — для завода,
А всё лучшее пока
Только для ЦК.

Стало легче жить теперь советскому народу.
Даже вражьи голоса не глушат, как встарь.
Объявил амнистию и всей стране свободу
Хоть и генеральный, но всё же секретарь.

Здоровье в порядке —
Спасибо разрядке,
Телевзгляд и телемост —
Отношений рост.
И осталось только нам
Переждать, пока
Станут все, кто был в ЦК,
Когда-нибудь «зэка».


Любимый, что нас развело с тобой...
(А.М.)

Любимый, что нас развело с тобой?
Мы долгожданный обрели покой,
Наверно, слишком был высок костёр,
Наверно, слишком нож любви остёр.

У страсти голос слишком был высок,
Всегда от гибели на волосок,
Любовь с тобою нас свела сама,
Сама же нас с тобой свела с ума.

Любимый, что мы сделали с собой!
Не оживить нас и живой водой,
Лишь смерть должна была нас разлучить —
Любовь нам приказала долго жить. (1)

А может, это только страшный сон?
Но что-то слишком долго снится он,
Проснусь, тебя рукою обхвачу
И больше никогда не отпущу.

Любимый, что мы сделали с собой!
Любимый, что мы сделали с собой!..

(1) Приказала долго жить - умерла.


Отец мой, ты меня недолюбил...

Отец мой, ты меня недолюбил.
Недоиграл со мной, недоласкал.
И на плечах меня недоносил,
Как будто детство у меня украл.

Ты уходил куда-то далеко —
А я на кухне грела молоко.
Ты уходил куда-то на века
И сдул меня, как пенку с молока.

Не смерть, и не тюрьма, и не война
Взяла тебя, а женщина одна.
И я, зажав печенье в кулаке,
Смотрела, как уходишь налегке.

И внучка у тебя теперь, и внук.
Ты скоро станешь доктором наук.
А я как бы двоюродная дочь.
Ведь с глаз долой — значит из сердца прочь.

А мне любовь нужна, как витамин.
Ищу похожих на отца мужчин.
Но кто же мне излечит — вот вопрос —
Любви отцовской авитаминоз?

Отец мой, ты меня недолюбил.
Недоиграл со мной, недоласкал.
Как будто дочь кому-то уступил,
Ну а её никто не подобрал.


Песня про моё поколение

Семидесятых поколенье.
Какое время? Безвременье.
Какие чувства? Сожаленье.
А как зовут нас? Населенье.

Достались нам одни обноски:
Вставная челюсть на присоске,
Пятидесятых отголоски,
Шестидесятых подголоски.

Обозначены сроком
Между «Битлз» и роком,
Между шейком и брейком,
Между Кеннеди и Рейганом,
Между ложью и правдой,
Меж Кабулом и Прагой,
Между хиппи и панками
И всегда между танками...

Семидесятых поколенье,
Как отсыревшие поленья,
И не горенье, не гниенье,
А так, застойное явленье.

Смирившись, ни во что не лезли мы
И пережили двадцать лет зимы...
Заиндевевшим, каково теперь
Согреться в нынешнюю оттепель?!

Обозначены сроком
Между «Битлз» и роком,
Между шейком и брейком,
Между Кеннеди и Рейганом,
Между ложью и правдой,
Меж Кабулом и Прагой,
Между хиппи и панками
И всегда между танками...

Уже никто не ждёт с волненьем,
Что скажет наше поколенье,
А должен быть как раз сейчас
Наш апогей, наш звёздный час!

Тридцатилетние подростки,
У нас лишь планы да наброски.
На нас взирает как на взрослых
Поколенье девяностых.

Обмануть себя просто —
Нет с «потерянных» спроса...
Только совесть вопросом
Прорастёт сквозь быльё,
И душа на мгновенье
Вспыхнет, как на рентгене, —
Тут не спишешь на время

Прозябанье своё!



ПРОЩАНИЕ

 I. Проводы друга

Память, словно кровь из вены,
Хлещет — не остановить.
Объявили рейс на Вену,
Словно «быть или не быть».

И таможенник Хароном
По ту сторону перил.
Как по водам Ахерона,
Ты поплыл, поплыл, поплыл...

Вроде радоваться надо,
Что ж я плачу, как и все?
Ты прошёл все муки ада,
Ты на взлётной полосе.

Ведь тебя же не насильно,
Что ж я плачу, Бог со мной?!
Шаг один — и всю Россию
Ты оставил за спиной.

Хватит ран для целой жизни.
И не в дефиците соль,
Ведь любовь к моей Отчизне —
Как хроническая боль.

Ты глазами провожаешь
Всю загадочную Русь...
Ты не столько уезжаешь,
Сколько я здесь остаюсь.

1986 или 1987 г.


II. Семье Голембо

Вот и вы, о Господи, и вы
Уезжаете, меня оставив нищей.
Рвутся узы. Визы, вызовы...
Не спасти корабль. Пробито днище.

Прощайте.

Мне с моей не справиться судьбой —
Провожать — вот мой удел от роду!
Кто-то должен всем махать рукой.
Нет конца извечному исходу.

Прощайте.

Кто-то должен каждую черту
Ваших лиц запечатлеть глазами.
И вот эту, и ещё вон ту,
И, как снимок, проявить слезами.

Прощайте.

Не оглядывайтесь, умоляю вас.
Оглянуться — испытать сомненье.
Вслед гляжу. Ну что ж, не в первый раз
Эвридиковой мне оставаться тенью.

Прощайте.

Я как нищая — в ладонях ни гроша.
Одинокость хуже обнищанья.
Но зато я знаю, где душа, —
Там, где боль от нашего прощанья.

Прощайте.


III. Никите Якубовичу

Настанет день — и в воздухе растает
Твоё лицо.
Настанет день — тебя со мной не станет
В конце концов.
Растает тень — рука моя наткнётся
На пустоту.
Настанет день — и голос мой споткнётся
О немоту.

И побреду я, глаз не подымая,
К своей беде.
Что нет тебя, ещё не понимая.
Совсем. Нигде.
Что ты оторван от меня внезапно,
Ещё любя.
Пойду туда, где голос твой и запах,
Где нет тебя.

Настанет день — глаза мои забудут
Твоё лицо.
Настанет день — тоски уже не будет
В конце концов.
Настанет день — забудут мои руки
Твой контур плеч.
Твой смех и взгляд под тяжестью разлуки
Мне не сберечь.

Но тайный свет любви неутолённой
Неугасим.
И образ твой в душе запечатлённый
Навек храним.
Но чудо вот! Последняя награда
За боль мою —
Ещё ты есть. Ты здесь ещё. Ты рядом!
И я пою:

Настанет день — и в воздухе растает
Твоё лицо.
Настанет день — тебя со мной не станет
В конце концов.
Растает тень — рука моя наткнётся
На пустоту.
Настанет день...

Август 1989 г.


Судьбы своей не превозмочь...
(Н.Я.)

Судьбы своей не превозмочь —
Я ветром лист гонимый.
Губам произнести невмочь
«Прощай, любимый».

Понять, за что и чья вина, —
Бессмысленно усердие.
Пускай разлука будет нам
Сестрою милосердия.

В священнодействии любви
Огонь невыносимый.
Меня не помни, не зови.
Прощай, любимый.

Помедли, Господи, продли,
Как раны с солью.
А ты боли во мне, боли
Фантомной болью.

Твоей души слепящий свет,
Твой след неизгладимый,
Мне шрам на сердце этот след.
Прощай, любимый.

Что это значит — «навсегда» —
В дней круговерти?
Как страшно слово «никогда».
Страшнее смерти.

1988 г.


То живу я в доме этом...

То живу я в доме этом,
То живу я в доме том.      
Очень трудно жить поэту,
Не имеющему дом.

Засыпаю и не знаю,
Где очухаюсь с утра,
Просыпаясь, вспоминаю,
Где заснула я вчера.

По чужим домам кочую
Не один десяток лет.
Где ночую, не плачу
За отопление и свет.

За собой посуду мою,
Даже вынесу ведро.
Я с гитарой и сумою
В самолётах и в метро.

То живу на свете этом,
То живу на свете том.
На вопрос ответа нету —
Где же всё-таки мой дом?

Вижу ангела в халате —
Я у Бога нa весах —
То ли я ещё в палате,
То ль уже на небесах.

Я ношу себя по свету
И не знаю я при том,
Что, живя на свете этом,
Я сама себе свой дом.

А во мне душа бездомно
Погостит — и сгинет след.
По счетам плачу огромным
За её тепло и свет…

18 Мая 1990 г.


В разных была и обличьях, и обликах...

В разных была и обличьях, и обликах
Сняв оболочку, я стану как облако.
Выдох и вдох, только выдох и вдох.
Что же ты медлишь? Возьми меня на руки,
Видишь, я стала чуть легче, чем облако,
Где же ты, где же ты, добрый мой Бог?

Где же вы, солнцем залитые пристани,
Где вы, аллеи с осенними листьями,
Звёзды, моря, поезда, города...
Что же ты плачешь? Ведь я ещё видима —
Можно дотронуться легким касанием,
Прежде чем я растворюсь навсегда.

Промысел Божий не зная, не ведая,
Я, за судьбою безжалостной следуя,
Просьбой о помощи не согрешу.
Я ещё слышу листвы шелестение,
Я ещё вижу полоску закатную
И я дышу, Боже мой, я дышу...

Август 1992 г.

Катя Яровая умерла 12 Декабря 1992 г. от рака. Ей было 35 лет.

Комментарии

Популярные сообщения из этого блога