ЯРОВАЯ  КАТЯ

Моя минорная тональность...

Афганистан

Колыбельная Никите

Кто сказал, у нас бардак и неразбериха...

Любимый, что нас развело с тобой...

Отец мой, ты меня недолюбил...

Песня про моё поколение

ПРОЩАНИЕ:

I. Проводы друга

II. Семье Голембо

III. Никите Якубовичу

Судьбы своей не превозмочь...

То живу я в доме этом...

В разных была и обличьях, и обликах...

Моя минорная тональность...

Моя минорная тональность,

Возможно, вам не по нутру,

И трёхаккордную банальность

Как грех я на душу беру.

Простой и безнадежно старый

Мой перебор — из прошлых лет.

И шестиструнная гитара —

Несовременный инструмент.

Грохочет «рок», «металл» скрежещет,

Орёт малиновка в саду,

А голос мой тихонько плещет

Всё на лирическом ладу.

Сверкают звёзды на эстраде,

Их, как на небе, миллион.

Ревёт стотысячное стадо,

И рукоплещет стадион.

И то рыдая, то ликуя,

Как клип, мелькая без конца,

Одна звезда сменить другую

Спешит — не разглядеть лица.

Я не звезда, я не из гордых,

Пою, дыханье затая.

И уместилась в трёх аккордах

Душа бессмертная моя.

12 Июля 1990 г.

Афганистан

Пока мы тут пасёмся мирными стадами

И не мигая смотрим в голубой экран,

Уходят на войну колоннами, рядами,

Уходят наши мальчики в Афганистан.

В медалях, звёздах, знаках, орденах

Идут обратно в цинковых гробах.

«Спросите вы у матерей

и у берёз и тополей...»

Красивые слова — ну просто курам на смех,

Мы показали всем позорнейший пример.

Идёт война, идёт не на живот, а на смерть,

За мягкое подбрюшие СССР.

В медалях, звёздах, знаках, орденах

Идут герои в цинковых гробах.

«Хотят ли русские войны,

поймёт народ любой страны...»

Вернулся кто-то цел, но всё ли уцелело?

Не зная, в чьей крови он руки замарал,

Идёт по жизни тот, кто сделал своё дело,

С обугленным лицом двадцатилетний генерал.

В медалях, звёздах, знаках, орденах,

Кто не в гробах, так тот на костылях.

«Да, мы умеем воевать,

но не хотим, чтобы опять...»

Бросают их в десант, как пушечное мясо.

Кто выживет — тому награды и почёт.

Пока мы тут сидим, пьём чай и точим лясы,

Сороковая армия идёт вперёд!

Идёт обратно в цинковых гробах,

В медалях, звёздах, знаках, орденах.

«Хотят ли русские войны?

Спросите вы у тишины...»

1989 г.

Колыбельная Никите

(Н.Я.)

Прекрасная игра —

Любовь и полутени,

Играет осень с ветром

За шторой в темноте.

Прекрасная пора —

Игры локтей, коленей

От полночи к рассвету,

От песен к немоте.

Уже твои глаза

Смежает сон чудесный.

Нам до утра разлука

Почти невмоготу.

Волшебный как Сезам,

Как отдых в день Воскресный,

Твой взгляд — мне боль и мука —

Уходит в темноту.

Спи, мальчик, спи, мой бог,

Игрой воображенья

Из ветра создан ты,

Из воздуха и снов.

Твой каждый взгляд и вздох —

Как лёгкое скольженье

В пространстве из мечты,

Из музыки и слов.

19 Сентября 1988 г.

Кто сказал, у нас бардак и неразбериха...

(Посвящается XIX партконференции)

Кто сказал, у нас бардак и неразбериха?

Это только кажется всем на первый взгляд.

Каждый знает свой шесток и сидит там тихо.

Каждый знает, что почём и с чем его едят.

Африка — для негров,

Москва — для москвичей,

Для народа — партия,

Камчатка — для бичей,

Завтрак — для туриста,

Паёк — для коммуниста,

А всё лучшее пока

Только для ЦК.

Хорошо б залечь на дно и не колыхаться,

Надо б эти все дела тихо переждать.

Гласность гласностью, но всё ж не стоит забываться:

Сегодня есть, а завтра нет, и всех начнут сажать.

Для кого-то семя,

Для кого-то жмых,

А программа «Время»

Для глухонемых,

Кому-то передышка,

А кому-то — крышка,

А всё лучшее пока

Только для ЦК.

Слышали, что партию собрались, ей-богу,

Говорят, от государства вовсе отделить?!

Будет наша партия, как храм и синагога,

Сама собой командовать, сама себя кормить.

Законы — для юриста,

Лекарства — для врача,

А для оптимиста —

Заветы Ильича,

Для народа — гласность,

Для мира — безопасность,

А всё лучшее пока

Только для ЦК.

Всё идёт своим путём, и жизнь как будто лучше,

Вот и на полях уже уменьшен недосев!

Если нечего поесть, то на тяжёлый случай

Можно книжки почитать издательства «Посев».

Для кого-то — водка,

Для кого-то — сок,

А для самогона — сахарный песок,

Правда — для народа,

Госприёмка — для завода,

А всё лучшее пока

Только для ЦК.

Стало легче жить теперь советскому народу.

Даже вражьи голоса не глушат, как встарь.

Объявил амнистию и всей стране свободу

Хоть и генеральный, но всё же секретарь.

Здоровье в порядке —

Спасибо разрядке,

Телевзгляд и телемост —

Отношений рост.

И осталось только нам

Переждать, пока

Станут все, кто был в ЦК,

Когда-нибудь «зэка».

Любимый, что нас развело с тобой...

(А.М.)

Любимый, что нас развело с тобой?

Мы долгожданный обрели покой,

Наверно, слишком был высок костёр,

Наверно, слишком нож любви остёр.

У страсти голос слишком был высок,

Всегда от гибели на волосок,

Любовь с тобою нас свела сама,

Сама же нас с тобой свела с ума.

Любимый, что мы сделали с собой!

Не оживить нас и живой водой,

Лишь смерть должна была нас разлучить —

Любовь нам приказала долго жить. (1)

А может, это только страшный сон?

Но что-то слишком долго снится он,

Проснусь, тебя рукою обхвачу

И больше никогда не отпущу.

Любимый, что мы сделали с собой!

Любимый, что мы сделали с собой!..

(1) Приказала долго жить - умерла.

Отец мой, ты меня недолюбил...

Отец мой, ты меня недолюбил.

Недоиграл со мной, недоласкал.

И на плечах меня недоносил,

Как будто детство у меня украл.

Ты уходил куда-то далеко —

А я на кухне грела молоко.

Ты уходил куда-то на века

И сдул меня, как пенку с молока.

Не смерть, и не тюрьма, и не война

Взяла тебя, а женщина одна.

И я, зажав печенье в кулаке,

Смотрела, как уходишь налегке.

И внучка у тебя теперь, и внук.

Ты скоро станешь доктором наук.

А я как бы двоюродная дочь.

Ведь с глаз долой — значит из сердца прочь.

А мне любовь нужна, как витамин.

Ищу похожих на отца мужчин.

Но кто же мне излечит — вот вопрос —

Любви отцовской авитаминоз?

Отец мой, ты меня недолюбил.

Недоиграл со мной, недоласкал.

Как будто дочь кому-то уступил,

Ну а её никто не подобрал.

Песня про моё поколение

Семидесятых поколенье.

Какое время? Безвременье.

Какие чувства? Сожаленье.

А как зовут нас? Населенье.

Достались нам одни обноски:

Вставная челюсть на присоске,

Пятидесятых отголоски,

Шестидесятых подголоски.

Обозначены сроком

Между «Битлз» и роком,

Между шейком и брейком,

Между Кеннеди и Рейганом,

Между ложью и правдой,

Меж Кабулом и Прагой,

Между хиппи и панками

И всегда между танками...

Семидесятых поколенье,

Как отсыревшие поленья,

И не горенье, не гниенье,

А так, застойное явленье.

Смирившись, ни во что не лезли мы

И пережили двадцать лет зимы...

Заиндевевшим, каково теперь

Согреться в нынешнюю оттепель?!

Обозначены сроком

Между «Битлз» и роком,

Между шейком и брейком,

Между Кеннеди и Рейганом,

Между ложью и правдой,

Меж Кабулом и Прагой,

Между хиппи и панками

И всегда между танками...

Уже никто не ждёт с волненьем,

Что скажет наше поколенье,

А должен быть как раз сейчас

Наш апогей, наш звёздный час!

Тридцатилетние подростки,

У нас лишь планы да наброски.

На нас взирает как на взрослых

Поколенье девяностых.

Обмануть себя просто —

Нет с «потерянных» спроса...

Только совесть вопросом

Прорастёт сквозь быльё,

И душа на мгновенье

Вспыхнет, как на рентгене, —

Тут не спишешь на время

Прозябанье своё!

ПРОЩАНИЕ

 I. Проводы друга

Память, словно кровь из вены,

Хлещет — не остановить.

Объявили рейс на Вену,

Словно «быть или не быть».

И таможенник Хароном

По ту сторону перил.

Как по водам Ахерона,

Ты поплыл, поплыл, поплыл...

Вроде радоваться надо,

Что ж я плачу, как и все?

Ты прошёл все муки ада,

Ты на взлётной полосе.

Ведь тебя же не насильно,

Что ж я плачу, Бог со мной?!

Шаг один — и всю Россию

Ты оставил за спиной.

Хватит ран для целой жизни.

И не в дефиците соль,

Ведь любовь к моей Отчизне —

Как хроническая боль.

Ты глазами провожаешь

Всю загадочную Русь...

Ты не столько уезжаешь,

Сколько я здесь остаюсь.

1986 или 1987 г.

II. Семье Голембо

Вот и вы, о Господи, и вы

Уезжаете, меня оставив нищей.

Рвутся узы. Визы, вызовы...

Не спасти корабль. Пробито днище.

Прощайте.

Мне с моей не справиться судьбой —

Провожать — вот мой удел от роду!

Кто-то должен всем махать рукой.

Нет конца извечному исходу.

Прощайте.

Кто-то должен каждую черту

Ваших лиц запечатлеть глазами.

И вот эту, и ещё вон ту,

И, как снимок, проявить слезами.

Прощайте.

Не оглядывайтесь, умоляю вас.

Оглянуться — испытать сомненье.

Вслед гляжу. Ну что ж, не в первый раз

Эвридиковой мне оставаться тенью.

Прощайте.

Я как нищая — в ладонях ни гроша.

Одинокость хуже обнищанья.

Но зато я знаю, где душа, —

Там, где боль от нашего прощанья.

Прощайте.

III. Никите Якубовичу

Настанет день — и в воздухе растает

Твоё лицо.

Настанет день — тебя со мной не станет

В конце концов.

Растает тень — рука моя наткнётся

На пустоту.

Настанет день — и голос мой споткнётся

О немоту.

И побреду я, глаз не подымая,

К своей беде.

Что нет тебя, ещё не понимая.

Совсем. Нигде.

Что ты оторван от меня внезапно,

Ещё любя.

Пойду туда, где голос твой и запах,

Где нет тебя.

Настанет день — глаза мои забудут

Твоё лицо.

Настанет день — тоски уже не будет

В конце концов.

Настанет день — забудут мои руки

Твой контур плеч.

Твой смех и взгляд под тяжестью разлуки

Мне не сберечь.

Но тайный свет любви неутолённой

Неугасим.

И образ твой в душе запечатлённый

Навек храним.

Но чудо вот! Последняя награда

За боль мою —

Ещё ты есть. Ты здесь ещё. Ты рядом!

И я пою:

Настанет день — и в воздухе растает

Твоё лицо.

Настанет день — тебя со мной не станет

В конце концов.

Растает тень — рука моя наткнётся

На пустоту.

Настанет день...

Август 1989 г.

Судьбы своей не превозмочь...

(Н.Я.)

Судьбы своей не превозмочь —

Я ветром лист гонимый.

Губам произнести невмочь

«Прощай, любимый».

Понять, за что и чья вина, —

Бессмысленно усердие.

Пускай разлука будет нам

Сестрою милосердия.

В священнодействии любви

Огонь невыносимый.

Меня не помни, не зови.

Прощай, любимый.

Помедли, Господи, продли,

Как раны с солью.

А ты боли во мне, боли

Фантомной болью.

Твоей души слепящий свет,

Твой след неизгладимый,

Мне шрам на сердце этот след.

Прощай, любимый.

Что это значит — «навсегда» —

В дней круговерти?

Как страшно слово «никогда».

Страшнее смерти.

1988 г.

То живу я в доме этом...

То живу я в доме этом,

То живу я в доме том.      

Очень трудно жить поэту,

Не имеющему дом.

Засыпаю и не знаю,

Где очухаюсь с утра,

Просыпаясь, вспоминаю,

Где заснула я вчера.

По чужим домам кочую

Не один десяток лет.

Где ночую, не плачу

За отопление и свет.

За собой посуду мою,

Даже вынесу ведро.

Я с гитарой и сумою

В самолётах и в метро.

То живу на свете этом,

То живу на свете том.

На вопрос ответа нету —

Где же всё-таки мой дом?

Вижу ангела в халате —

Я у Бога нa весах —

То ли я ещё в палате,

То ль уже на небесах.

Я ношу себя по свету

И не знаю я при том,

Что, живя на свете этом,

Я сама себе свой дом.

А во мне душа бездомно

Погостит — и сгинет след.

По счетам плачу огромным

За её тепло и свет…

18 Мая 1990 г.

В разных была и обличьях, и обликах...

В разных была и обличьях, и обликах

Сняв оболочку, я стану как облако.

Выдох и вдох, только выдох и вдох.

Что же ты медлишь? Возьми меня на руки,

Видишь, я стала чуть легче, чем облако,

Где же ты, где же ты, добрый мой Бог?

Где же вы, солнцем залитые пристани,

Где вы, аллеи с осенними листьями,

Звёзды, моря, поезда, города...

Что же ты плачешь? Ведь я ещё видима —

Можно дотронуться легким касанием,

Прежде чем я растворюсь навсегда.

Промысел Божий не зная, не ведая,

Я, за судьбою безжалостной следуя,

Просьбой о помощи не согрешу.

Я ещё слышу листвы шелестение,

Я ещё вижу полоску закатную

И я дышу, Боже мой, я дышу...

Август 1992 г.

Катя Яровая умерла 12 Декабря 1992 г. от рака. Ей было 35 лет.