ЧЁРНЫЙ,  ЧИЧИБАБИН

ЧЁРНЫЙ  САША

Мой роман

В детской

Мой роман

Кто любит прачку, кто любит маркизу,

       У каждого свой дурман, -

А я люблю консьержкину Лизу,

       У нас - осенний роман.

Пусть Лиза в квартале слывёт недотрогой, -

       Смешна любовь напоказ!

Но всё ж тайком от матери строгой

       Она прибегает не раз.

Свою мандолину снимаю со стенки,

       Кручу залихватски ус...

Я отдал ей всё: портрет Короленки

       И нитку зелёных бус.

Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу,

       Грызём солёный миндаль.

Нам ветер играет ноябрьскую фугу,

       Нас греет русская шаль.

А Лизин кот, прокравшись за нею,

       Обходит и нюхает пол.

И вдруг, насмешливо выгнувши шею,

       Садится пред нами на стол.

Каминный кактус к нам тянет колючки,

       И чайник ворчит, как шмель...

У Лизы чудесные тёплые ручки

       И в каждом глазу - газель.

Для нас уже нет двадцатого века,

       И прошлого нам не жаль:

Мы два Робинзона, мы два человека,

       Грызущие тихо миндаль.

Но вот в передней скрипят половицы,

       Раскрылась створка дверей...

И Лиза уходит, потупив ресницы,

       За матерью строгой своей.

На старом столе перевёрнуты книги,

       Платочек лежит на полу.

На шляпе валяются липкие фиги,

       И стул опрокинут в углу.

Для ясности, после её ухода,

       Я всё-таки должен сказать,

Что Лизе - три с половиною года...

       Зачем нам правду скрывать?

1927, Париж

В детской

— Серёжа! Я прочёл в папашином труде,

Что плавает земля в воде,

Как клёцка в миске супа...

Так в древности учил мудрец Фалес Милетский...

— И глупо! —

Уверенно в ответ раздался голос детский. -

Учёностью своей, Павлушка, не диви,

Не смыслит твой Фалес, как видно, ни бельмеса,

Мой дядя говорил, — а он умней Фалеса, -

Что плавает земля... семь тысяч лет в крови!

1908 г.

ЧИЧИБАБИН  БОРИС

Клянусь на знамени весёлом

Однако радоваться рано -

и пусть орёт иной оракул,

что не болеть зажившим ранам,

что не вернуться злым оравам,

что труп врага уже не знамя,

что я рискую быть отсталым,

пусть он орёт, - а я-то знаю:

не умер Сталин.

Как будто дело всё в убитых,

в безвестно канувших на Север -

а разве веку не в убыток

то зло, что он в сердцах посеял?

Пока есть бедность и богатство,

пока мы лгать не перестанем

и не отучимся бояться, -

не умер Сталин.

Пока во лжи неукротимы

сидят холёные, как ханы,

антисемитские кретины

и государственные хамы,

покуда взяточник заносчив

и волокитчик беспечален,

пока добычи ждёт доносчик, -

не умер Сталин.

И не по старой ли привычке

невежды стали наготове -

навешать всяческие лычки

на свежее и молодое?

У славы путь неодинаков.

Пока на радость сытым стаям

подонки травят Пастернаков, -

не умер Сталин.

А в нас самих, труслив и хищен,

не дух ли сталинский таится,

когда мы истины не ищем,

а только нового боимся?

Я на неправду чёртом ринусь,

не уступлю в бою со старым,

но как тут быть, когда внутри нас

не умер Сталин?

Клянусь на знамени весёлом

сражаться праведно и честно,

что будет путь мой крут и солон,

пока исчадье не исчезло,

что не сверну, и не покаюсь,

и не скажусь в бою усталым,

пока дышу я и покамест

не умер Сталин!

1959 г.