СЛУЦКИЙ  БОРИС

Бог

Про евреев

Хозяин

Как убивали мою бабку!

Бог (1)

Мы все ходили под богом.

У бога под самым боком.

Он жил не в небесной дали,

Его иногда видали

Живого. На Мавзолее.

Он был умнее и злее

Того - иного, другого,

По имени Иегова...

Мы все ходили под богом.

У бога под самым боком.

Однажды я шёл Арбатом,

Бог ехал в пяти машинах.

От страха почти горбата

В своих пальтишках мышиных

Рядом дрожала охрана.

Было поздно и рано.

Серело. Брезжило утро.

Он глянул жёстоко, - мудро

Своим всевидящим оком,

Всепроницающим взглядом.

Мы все ходили под богом.

С богом почти что рядом.

(1) Сталин.

Про евреев

Евреи хлеба не сеют,

Евреи в лавках торгуют,

Евреи раньше лысеют,

Евреи больше воруют.

Евреи - люди лихие,

Они солдаты плохие:

Иван воюет в окопе,

Абрам торгует в рабкопе.

Я всё это слышал с детства,

Скоро совсем постарею,

Но всё никуда не деться

От крика: «Евреи, евреи!»

Не торговавши ни разу,

Не воровавши ни разу,

Ношу в себе, как заразу,

Проклятую эту расу.

Пуля меня миновала,

Чтоб говорили нелживо:

«Евреев не убивало!

Все воротились живы!»

Хозяин (1)

А мой хозяин не любил меня.

Не знал меня, не слышал и не видел,

но всё-таки боялся как огня

и сумрачно, угрюмо ненавидел.

Когда пред ним я голову склонял -

ему казалось, я улыбку прячу.

Когда меня он плакать заставлял -

ему казалось, я притворно плачу.

А я всю жизнь работал на него,

ложился поздно, поднимался рано,

любил его и за него был ранен.

Но мне не помогало ничего.

А я всю жизнь возил его портрет,

в землянке вешал и в палатке вешал,

смотрел, смотрел, не уставал смотреть.

И с каждым годом мне всё реже, реже

обидною казалась нелюбовь.

И ныне настроенья мне не губит

тот явный факт, что испокон веков

таких, как я, хозяева не любят.

(1) Сталин.

1954 г.

Как убивали мою бабку!

Мою бабку убивали так:

Утром к зданию горбанка

Подошёл танк.

Сто пятьдесят евреев города,

Лёгкие

от годовалого голода,

Бледные

        от предсмертной тоски

Пришли туда, неся узелки.

Юные немцы и полицаи

Бодро теснили старух, стариков

И повели, котелками бряцая,

За город повели,

                 далеко.

А бабка, маленькая, словно атом,

Семидесятилетняя бабка моя

Крыла немцев,

Ругала матом,

Кричала немцам о том, где я.

Она кричала: «Мой внук на фронте.

Вы только посмейте,

Только троньте!

Слышите,

         наша пальба слышна!»

Бабка плакала и кричала.

Шла. Опять начинала сначала

Кричать.

Из каждого окна

Шумели Ивановны, Андреевны,

Плакали Сидоровны, Петровны:

«Держись, Полина Матвеевна!

Кричи на них! Иди ровно!»

Они шумели: «Ой, що робыть

З отым нимцем, нашим ворогом!»

И немцам

         бабку

               пришлось убить

Досрочно,

          пока ещё шли городом.

Пуля взметнула волоса,

Выпала седенькая коса,

И бабка наземь упала.

Так она и пропала.